“…Бетонный серый город,

В котором время на вес золота,

Ну а я всё бегу и так

Больше не могу! больше не могу!..”

 

Есть города-муравейники, есть город-большое яблоко, есть маленькие захолустные городки, а есть Серый город. Озаряли ли его первые лучи солнца, или же закатный диск бросал свой малиновый окрас, город оставался сер. Можно даже сказать, что он был цвета “мокрый асфальт”, и что примечательно, асфальт действительно был всегда мокрый.

Серые дома-близнецы смотрели друг на друга, и на друзей друга, а так же своими макушками щекотали небо, которое взамен щедро орошало улицы. По проспектам и закоулкам сновали туда-сюда серые люди в серых плащах, натянутых до самой головы, чтобы непременно не заболеть. Они так же быстро переводили серый взгляд от одного встречного на другого, как и перебирали ногами в серых брюках и серых туфлях. Они все спешили, кто на работу, кто уже домой, а кто-то просто спешил, чтобы его не сочли “разгильдяем”.

Почему они боялись? В центре города, на самой серой и круглой из площадей, возвышался серый небоскреб, тот самый, что не имел ни единого близнеца, и возвышался над остальными. Оттуда, с 36 этажа, своими холодными серыми глазами наблюдала Леди Президент. Дама была весьма посредственного вида, небольшого роста и сухонькая, однако, именно эта женщина в сером манто вселяла страх в народ новейшей эры, как сказали бы люди лет 100 тому назад.

Справа от небоскреба Леди Президент располагался главный штаб Защитников, или Жандармерия. Начальник, что верховенствовал над всеми Жандармами от 1 и до 1000го, имел в своем кабинете огромное окно, которое правильнее было бы назвать зеркальная стена. Стена открывала вид на весь Серый город, укладывая всю подноготную на ладонь Начальника. Отсюда он мог контролировать серых снующих человечков, мог наблюдать за подрастающим поколением, спешащим в серую школу, а так же, стена была бельмом на его подслеповатых глазах, когда он видел свои “промахи”. А промахи стали сыпаться ему на голову, как нежданный летний снег, поэтому, если вы сейчас поднимете голову, пробегая мимо Жандармерии, то совершенно точно столкнетесь с насупленным взглядом Начальника.

Чуть поодаль стоит здание Мэрии, где вершатся судьбы серых людей, а так же блюдется порядок и правильная речь. Ведь люди сами себя не воспитают, нужен глаз да глаз. Сразу возле Мэрии расположилась Серая лаборатория №38, такая же, как и остальные 37 лабораторий – совершенно и непроницаемо серая, только что эта лаборатория генетическая. Из-за непроницаемости и невосприимчивости к свету, в Сером городе вынуждены создавать модифицированные продукты, а так же искать способы “подрихтовать” чахнувшие серые людские тела.

Оставшийся город состоял из серых школ, детских садов и одного морга, а так же из сотни серых жилых домов-многоэтажек, среди которых протекала жизнь рядовых серых граждан. И все бы было так же серо и спокойно, если бы по ночам горожан не беспокоили белые вспышки света. Они, конечно, были совершенно тусклые и быстро гасли, однако, Защитники уже несколько дней переворачивали город вверх дном, чтобы держать ответ перед Леди Президент.

Вот только незадача,  искали Жандармы ответы днем, как положено по Уставу, но все самое интересное, как вы догадываетесь, происходит всегда ночью. Ночью обросший парень с недельной щетиной и в белом хитоне ютился в очередной подворотне. Он безбожно пил, глотал едкий сигаретный дым и поджимал под себя голые ноги в кожаных сандалиях. Он страдал, он хотел вернуть тот Чувственный мир, что был еще совсем недавно, он остался последним и единственным, кто смог просочиться в Серый город, он хотел спасти.

Ночью, когда дым попадал в глаза, скупая серебристая капля сбегала по щеке и, ударяясь оземь, заливала все вокруг себя нежным белым светом. “Я верю, я вас спасу” – разносился эхом тихи мужской голос.

Ваша Шах и Мат.

P.S. может быть кто-то помнит, как я калякала свои записульки. Не теряю надежды таки собрать сборник про Серый город, спустя 4 части я таки написала введение (что было выше), роятся мысли по поводу еще пары историй, а вот концовка пока не роится.

“…Проститься нету сил, закрываю

Я глаза закрываю

Сквозь туман уплывая

По аллеям столицы…”

Первая неделя отдыха уже подходила к концу, и все шло более чем прекрасно – новые друзья, куча впечатлений, новые места, и вот наконец настал долгожданный день – день сплава. По иронии судьбы, напарник сказался больным, Саша остался с детьми один на один. Всю дорогу он затылком чуял, как сверлят его два карих глаза, и старался вообще не смотреть на девчонку, не переставая шутить и подбадривать остальных ребят.

Путь был почти пройден, оставалось только лишь удачно пришвартоваться к берегу возле лагеря, но вдруг рафт зацепил небольшую воронку, парню пришлось изрядно попотеть, чтобы вытащить лодку и зацепить её за ближайшую скалу. Наказав парням взять девочек за руки и помочь дойти до берега, он таки встретился взглядом с Мирой, которой пары не хватило. Чертыхнувшись про себя, он взял холодную руку девушки и дотащил её и рафт до берега. Парень ожидал чего угодно, юные леди давно уже перестали быть леди, но девочка лишь густо покраснела и, бросив робкое “Спасибо”, поторопилась нагнать товарищей.

***

За последние дни Саша, незаметно для себя привязался к “малявке”. Она оказалась очень веселой и приятной девочкой, и он не упускал возможности поддеть её, дабы увидеть густо окрасившееся краской лицо. Когда вожатая искала добровольцев в ПАЗик для сопровождения ребят в долину, то Саша не медля согласился. Над ним даже стал подсмеиваться друг и напарник Серега, но парню было все равно.

***

Время неумолимо бежало вперед, настало время последней ночи в лагере. Подростки расселись на бревна вокруг костра с кружками чая и очень ждали, пока придут инструктора с гитарой. Песни под гитару под аккомпанемент плещущейся воды и треска дров полюбились всем и каждому.

“Здесь же только одно место!” – сообщил Серега Саше, кивая головой на небольшой кусочек бревна рядом с Мирой.

“Ничего, сейчас сделаем два, да?” – игриво ответил Саша, подсаживаясь к Мире.

В следующую секунду он подбросил девушку себе на колени и пригласил друга сесть рядом.

Девушка даже пикнуть не успела, только глаза её округлились так, что похожи были на два блюдца.

А потом он взял гитару и долго играл, не спуская Миру с колен. На их лицах плясали отблески костра, а улыбки выражали нечто очень нежное. Нечто такое, что никто не посмел ничего сказать.

***

Утром девочка 13 лет счастливо улыбалась, глотая грусть, и долго смотрела назад, прижавшись лбом к холодному стеклу.

Утром рыжеволосый инструктор по рафтингу первый раз провожал уезжающих со смены детей.

Ваша Шах и Мат.

“…Расскажи мне о новой жизни

Мы на пол пути

Объясни как надо там жить…”

“Никогда не любила оставаться в городе на все лето, да и не привыкла я к этому. Да и как вообще можно привыкнуть к этой солнечной удавке и бесконечной веренице машин, грузовиков, занятых людей? Это взрослые могут сутки напролет сновать туда-сюда все такие деловые и упиваться собственной жадностью, не замечая ничего вокруг. А детям нужна свобода, им нужно дышать полной грудью и иметь возможность широко шагать”.

Девочка лет 13 закрыла блокнот и убрала в рюкзак, глаза устали от концентрации на прыгающих буквах, а писать во время тряски стало совсем невозможно. А впереди еще вся ночь в автобусе. Мира никогда не умела засыпать в автобусах и самолетах, зато прекрасно спала в поездах, но, к сожалению, до палаточного лагеря в горах поезда ни под каким предлогом не ходили. И можно было бы попробовать завести новое интересное знакомство, но ей в нагрузку дали малолетнюю дочку маминой подруги, которая сейчас мирно посапывала на соседнем сидении, а потому шансы на интересного соседа стремились к нулю. Оставалось только приклеиться пухлой розовой щечкой к прохладному стеклу, что было жизненно необходимо в душном салоне рейсового автобуса, и разглядывать бегущие пейзажи за окном. Виды не отличались разнообразием – лес, поле, поселки и снова лес – но чуть позже дорога-серпантин открыла просто потрясающую картину на все это вместе. Сама того не заметив, девочка прикрыла глазки и уснула.

Утром оставшихся в автобусе детей разбудили и сообщили о прибытии в пункт назначения. Мира, покачиваясь спросонья, спустилась по лестнице. Обрадовавшись, что наконец-то можно размять затекшие мышцы, она сначала и не заметила красоту этого места, а там было на что посмотреть. Вокруг зеленела трава, не альпийские луга, но и не городское жухлое позорище, вдоль узкой тропинки на той самой траве располагались палатки, а так же стоял большой деревянный стол и 2 лавки. С одной стороны кемпинга протекала горная река, с веселым плеском, разбивающаяся о камни, а с другой стороны была горная стена. А еще здесь было бесконечное множество деревьев и кубометры чистого свежего воздуха, от которого немного кружилась голова.

Глаза заискрились, а Мира подавила в себе желание выбежать на берег и умыться ледяной водой, чтобы поверить в реальность происходящего. Внимательно дослушав инструктаж и план на остаток дня, она потащила тяжелую сумку до своей палатки, в которой поселилось еще 3 девочки. Связь в этом чудесном месте работать отказывалась, поэтому контрольный созвон с родителями и лучшей подругой переносился на конец дня, когда они должны были совершать подъем на ту самую горную стену. Познакомившись с соседками, девушка отправилась в компании новых знакомых на завтрак, полная надежд и предвкушая множество приключений.

***

“Никогда не любил лето. Оно, несомненно, кормит весь год, все верно, но какой отец оставит своего ребенка на целый сезон и будет спокоен и счастлив?” – морщил лоб Саша, тряхнув рыжей головой как будто в подтверждение своих мыслей. Молодой мужчина 30 лет сидел на каменном берегу и наблюдал за тем, как блестят капельки воды на солнце. Дома его ждала маленькая Маруся, пока он тут весь сезон за деньги помогал сплавляться любопытным туристам, желающим острых ощущений, а так же детям из лагеря. Кожа давно стала бронзовой от солнечных лучей, а потому он ходил без футболки, совершенно не боясь сгореть, а на голове красовалась выгоревшая, но когда то яркая бандана, прикрывающая копну медных волос, сплетенных во множество косичек.

Заметив, как напарник ему машет, он устало вздохнул, бросил в реку первый попавшийся камешек и поднялся на ноги. Это означало только одно, пора натягивать улыбку и встречать туристов.

***

После завтрака ребят повели осматривать территорию лагеря, хотя это нельзя было назвать территорией – это были бескрайние просторы. Им показал куда ходить можно, а куда убегать совершенно запрещено, показали палатку с всякими материалами для народного творчества и конечно же базу сплавщиков. База – это было сильно сказано, просто местечко, где было сложено снаряжение, и отдыхали инструктора. Маленькая Мира встретила его в лучших законах жанра – высокий, красивый и солнечный от корней волос до уголков улыбающихся губ. Он вполне мог сойти за подростка особенно из-за кучи косичек, торчащих из-под банданы, но морщинки в уголках глаз и усталый взгляд выдавали его настоящий возраст. Девушка, почувствовала, как по всему телу разошлось счастье, а улыбка стала еще шире, она, сама того не замечая, смотрела в упор.

***

“Ну, здрасте…приехали, вот липучки мне и не хватало” – Саша почувствовал на себе груз чужого взгляда и заметил маленькую шатенку с по-детски наивными блестящими глазами.

to be continued...

P.S. Вдохновлялась несколько дней вот этим. Почему-то от прослушивания разливается добро по всему телу и хочется беспричинно всем улыбаться.

“…I'm waking up

I feel it in my bones

Enough to make my system blow

Welcome to the new age…”

Двое мужчин задумчиво чесали свои затылки перед кучей отсканированных старых бумаг на виртуальной доске, когда в дверь постучали. Не дожидаясь ответа, в лабораторию ворвалась женщина средних лет в строгой юбке и светло серой блузе, её темные волосы чуть тронутые серебристой сединой были собраны в не менее строгий пучок на макушке. Леди Врач никогда не отличалась тактичностью и сентиментальностью, ах, простите, кажется, я сегодня весь день буду нарушать эти дурацкие правила.

— На следующей неделе к нам прибудут представители Защитников, всем подготовить отчет, если у вас опять ничего не будет, то  считайте, что на двух умников стало меньше.

На слове “умников” она еле заметно усмехнулась, да так, что прыснул змеиный яд.

Отчеканив свою непродолжительную речь, Леди Врач развернулась на каблуках и “постукала” за дверь. Только лишь заслышав удаляющиеся шаги, 38.2 состороил страдальческую гримасу.

— Ну вот, я же говорил, что добром это не кончится

— Еще и смеется, ехидна….

— Что ты сказал?

— Ничего, придется опять всю ночь работать, я не для того тут столько лет пахал, чтобы подарить исследования какому-нибудь 36.3 или еще того хуже 80.2!

Генетики переглянулись, залились продолжительным смехом, а потом резко опомнившись проверили нет ли кого за дверью. Шпионы и прослушки тут не в новинку, а вот громкий смех, правильно, под запретом. Хотя, лично я, в детстве очень любил вдоволь посмеяться, игнорируя испуганное шипение со стороны родителей, тогда я еще не понимал – почему.

А вот, собственно, и я, вот тут в угловом шкафу с кучей белых халатов. Сегодняшний “букет” заставил попотеть и требовал слишком много времени – это не на дороге оставить, возле Мэрии постоянная и вооруженная охрана. Провозившись до утра слишком опасно было возвращаться, могли заметить случайные прохожие, как тут не заметить, когда сам Господин Мэр в 6 утра и без охраны разгуливает в столь непристойном виде. Пришлось натянуть арафатку до самых глаз и лезть в окно лаборатории, самого надежного укрытия, как мне показалось. Кто же знал, что в такую рань тут уже будет кипеть работа. Благо этот 38.2 был настолько поглощен своей овцой, что даже не заметил ввалившегося в окно человека, отсвечивающего яркими лепестками, опавшими с букета.

— Почему я все это говорю? Очень просто, боюсь, что не продержусь тут еще сутки, и если вы найдете эту запись, то так оно и случилось. Но тайна будет открыта, а потому слушайте – меня зовут Джек Фрэм, и я ЧУВСТВУЮ…

***

Тифф аккуратно вытащила руку из под детской горячей ладошки. Сдерживая слезы, она направилась к двери. Приоткрыв деверь, девушка обернулась и взглянула на букет разноцветных георгинов в вазе рядом с кроваткой малыша и быстро вышла.

Ло встретил её роняющей слезы на белый халат.

— Кажется, Бу совсем плох – пролепетала она.

 Ваша Шах и Мат.

“…Мир искрится и дарит улыбки 

Только тем, у кого есть прививки – 

Прививки от жалости, 

Прививки от сострадания...…”

Погода сегодня стояла….а этого, наверное, вполне достаточно. Погода именно стояла, сколько себя помню, она всегда была такой, менялась только шкала серого. Бледный, почти белый, на рассвете и густой, почти черный, поздно ночью. Помню, когда я был ребенком, то частенько просыпался к рассвету, беспокойный был малыш. Подростком же был до крайности романтичным, потому просыпался уже совершенно специально. Ах, простите мне моё невежество, я был НЕ СЕРЬЕЗНЫМ. Знаете, в чем прелесть этого города? Даже в своих собственных мыслях я продолжаю извиняться за НЕ ПРАВИЛЬНЫЕ слова, которые находятся под большим запретом и простым людям не известны. А все потому, что эти люди вполне могут просочиться даже в подкорку.

***

Молодой парень в светло сером пиджаке и темно-серых клетчатых брюках пересекал дорогу, он настолько глубоко поселился в своих мыслях, что даже не обратил внимания на столпотворение рядом с мэрией.

Вообще массовые сборища в районе фракции Умников были нонсенсом. Обычно здесь царствовало спокойствие и хладнокровие, строгие серые костюмы и лакированные туфли, строгие очки в роговой оправе и интеллект. Серьезными и деловыми тут выглядели все: мужчины, женщины и даже дети, коих было тут не много – далеко не каждая пара Умников могла элементарно придерживаться правила “трех лет”, а платить штраф было бы слишком необдуманным поступком для таких интеллектуалов. К тому же, если бы дошли слухи, что ты НЕ УВАЖАЕШЬ супругу, не отдавая долг, ты мог пройти и по статье.

Резонный вопрос – что же произошло?

— Произошло нечто страшное!

— Да-да, я слышал, что Мистер Мэр назвал это “терроризмом и действиями против человечества”

Судачили вокруг, напуская еще больше серьезности.

Парень в сером костюме не слышал разговоров, он все так же был погружен в свои мысли и расчеты. Он быстро взбежал по ступенькам Университета генетики, показав человеку на проходной мультипропуск, он поспешил в серое крыло к своей серой лаборатории № 38. Генетик 38.1 уже был на месте и что-то задумчиво перемещал по виртуальной интерактивной доске.

— Привет – не отрывая взгляда от своей работы, протянул 38.1

— Какие успехи? – доставая светло-серый халат из ячейки, поинтересовался номер 38.2

— Слушай, я уже который год бьюсь над расшифровкой, просиживаю ночи напролет над обожженными документами, но ничего внятного по этой сдохшей овце расшифровать толком не смог, пожалуй, кроме того, что её звали Долли – устало зевнул Генетик

— Опять всю ночь просидел? Слушай, у тебя ведь второй год кончается, ты бы поторопился…

— Не успеем укомплектовать – разойдемся по новым партнерам, а вот если я не разберусь с этой чертовой овцой, то дождусь “привета” от Леди Президент – отчеканил 38.1 так, как будто уже устал это повторять всем и каждому.

— Видел, что опять натворил Хулиган? – ненавязчиво сменил он тему.

— Нет, а что? – заинтересованно спросил номер 38.2

— Ха, очередной букет, в этот раз у Мэрии. Говорят, что опять была записка с каким-то словом, а цветы были настолько яркими, что слепили глаза. Но Жандармы, как обычно, среагировали, а слухам веры нет. Лично я, вообще не верю во все это! Что значит “ярче”? Ох уж эти НЕ СЕРЬЕЗНЫЕ подростки….

— Да, вечно они болтают чепуху…- усмехнулся парень в сером халате поверх серого костюма.

— Говорят, правда, что Леди Президент направила письмо Защитникам. А значит, что-то будет.

— Да уж, будет. С очередной проверкой нагрянут, вот что будет! Давай-ка лучше разбираться с твоей овцой, а то ты никогда не станешь УВАЖАЕМЫМ.

Ваша Шах и Мат

P.S. Не кусайтесь. Решила попробовать взяться за продолжение Горло города — была задумка о нескольких историях и об общем конце с Ло. Пока сухо, если будет вдохновение, то я буду очень рада сделать из этого нечто объемное и так, как это в моей голове.

“…Sing us a song, you're the piano man

Sing us a song tonight,

Well, we're all in the mood for a melody

And you've got us feeling alright…”

В этом месте стойкий запах виски и одиночества. Кажется, что этот томный полумрак только делает коктейль еще более терпким. Каждый, кто приходит сюда вечером – капля в стеклянном роксе с янтарной жидкостью, отравляющей жизнь.

Вон тот старик, что подергивает клюкой вместо правой ноги – военный. Он лишился конечности где-то на Кавказе много лет назад, но до сих пор, когда напьется, то воображает её присутствие. Порой даже, хватая молоденькую Ли за попку, порывается закружить девчушку в танце. “Хэй, Эндрю,” — кричит он мне – “подсоби?”.

Чуть ближе ко мне сидит скромняга Джек. Он сидит аккурат под тусклой лампой и пускает кольца дыма из вонючей самокрутки. Его взгляд всегда туманен и красноречив одновременно, возможно, это из-за джина, который он все время пьет, а может быть это из-за Мэри, которая красиво выгибается, ставя перед ним очередной стакан. Ей хочется заиметь большую семью и пузатых спиногрызов, а ему просто хочется прижать её покрепче, но он слишком стеснителен и горд. Потому, он каждый раз, проходя мимо меня, бросает салфетку с одной и той же просьбой. “Эндрю, мне как обычно” – а я вздыхаю, но что поделать?

Вот тут в углу всегда сидит Красотка Бетси, чье лицо разрезает молнией уродливый шрам. Это метка, напоминание о том, какой ценой дается свобода красивым женщинам вроде неё. Когда то она была первой среди женщин этого затхлого городка, а теперь она каждый вечер приходит сюда, чтобы хорошенько надраться и вспомнить былое…В кармашке у неё всегда припасена пара монет на тот саамы случай, когда она срывающимся пьяным голосом крикнет – “Эндрю, давай как в старые добрые” и закружится в танце. Конечно же, неловким движением изящной ручки она опрокинет свой бокал и пойдет в туалет отмываться. Никто не вспоминает о ноже Сутулого Сида, что разрезал не только нежную кожу, но и жизнь девушки, никто, кроме отражающей поверхности зеркала, о которое она обязательно попытается раскрошить свой стакан. Нет, зеркала в нашем городишке не так дешевы, просто Бетси всегда промахивается, потому платить приходится только лишь за разбитый стакан.

За барной стойкой засыпает Билл. Когда-нибудь он обязательно станет известным писателем, по крайней мере, он в это искренне верит. Каждый вечер он приносит сюда очередную главу своего будущего романа, я не всегда улавливаю суть его повествования, но я и не всегда внимательно слушаю. Главное, что “роман” нравится барменше Люси, владелице бара по совместительству. Она внимательно слушает каждое слово, произнесенное Биллом, а в конце покупает главу за бутылку гавайского рома. Как знать, может быть, Люси в конце продаст роман и отобьет деньги за растраченный алкоголь, а может быть ей просто жалко беднягу, а его пьяные дифирамбы греют одинокой барменше сердце. В конце концов, как сказал один известный — “Да, они делят напиток, который называют одиночеством”. И как только горе-писатель присасывается к заработанной бутылке, Люси кричит мне – “Эй, Эндрю, за что я тебе плачу? Сыграй уже что-нибудь”.

И я тушу горькую сигарету, выдыхаю тонкую струйку голубоватого дыма, щелкнув костяшками, я вновь припадаю пальцами к клавишам.

За пианино сидит Эндрю, на нем затертый до дыр фрак и вельветовые брюки с кучей заплат. На голове волосы уже начали редеть, а в уголках глаз проявились “гусиные лапки”. Он считает себя звездой этого городка, по большому счету так оно и есть. Эндрю вылетел из музыкального училища за прогулы и развязный образ жизни, вернувшись обратно в городок на отшибе жизни, он больше не имел возможности вернуться в “большую игру”. Но он по прежнему гордо задирал подбородок, каждый раз натягивал свой старый фрак и затягивал одну и ту же песню, которая веем порядком осточертела, но все продолжали ей подпевать.

Все они продолжали пить коктейль из одиночества и отчаяния в этом богом забытом месте, но делали это с улыбкой на лице. Почему? Возможно, они все были немного сумасшедшими или пьяными от того янтарного напитка в стеклянном роксе, что являли собой.

“О-ла-ла-ла-де-де-да, Ла-ла-де-де-да-да-да”

Ваша Шах и Мат.

Банальная посредственность написалась у меня по теме Марины «Океан». Уж простите мне мою не оригинальность, и просьба тяжелыми тапками не бросаться.

“…My face above the water

My feet can't touch the ground

Touch the ground, and it feels like

I can see the sands on the horizon

Everytime you are not around…”

Компания молодых людей разразилась смехом уже в 10й раз за последние 15 минут. Дана, которая скучала возле накрытого шведского стола, с неприкрытой завистью смотрела на них, хотелось бы ей сейчас стоять там в красивой платье из последней коллекции Веры Вонг, беспрерывно хохотать, держа под руку….Тут она осеклась. Не хотелось признаваться самой себе, что этот наглый щеголь ей нравится. Этот самодостаточный, с чувством юмора, красивый, высокий, богатый мерзавец, который заставлял всех вокруг сейчас лопаться от смеха, а её сердце волноваться одной только медью своих волос. А когда он оголял белоснежный ряд зубов в красивой улыбке, то колени начинали предательски подкашиваться.

Дана работала официанткой на круизном лайнере, который обычно арендовали богатеи, типа молодого рыжеволосого Луки. Лука был сыном нефтяного магната, выпускником Оксфорда, соучредителем в папиной транснациональной корпорации, а по совместительству самым большим дамским угодником. В свои 25 он уже имел то, о чем некоторые мечтают и в 30, и в 50, при этом не прилагая особых усилий и не просиживая ночи в офисах, к слову, по ночам он вообще предпочитал иные развлечения. Он был разбалован родителями, своей собственной красотой и чрезмерным женским вниманием, которое падало на него, где бы он ни был. В эту поездку, по случаю своего юбилея, он выбрал миниатюрную блондинку Лиз, но это не значит, что он откажет себе в удовольствии провести время и с яркой брюнеткой Роззи, которую пригласил Вен, и с шатенкой  Тамарой, которая висла на плече у Марка, а так же его внимание привлек веснушчатый вздернутый носик девчонки, которая стояла в форменной блузке у стола напротив.

Это был бы рядовой круиз, в который судно уходит по нескольку раз в год, если бы не течь, которую когда-то закрыли заплаткой, работу наскоро “спустя рукава”, но пока держалось, то всех устраивало. Когда же команда спохватилась, то откачать воду уже не представлялось возможным, оставалось только эвакуировать богатых гостей. Ответа на сигнал “SOS” не возвращалась, а это значило только то, что найти землю темной и холодной ночью им поможет только удача и звезды. И все бы прошло спокойно, и люди из шлюпок спокойно бы высадились на остров, в сторону которого их вынесло бы течение. Но Океан не хотел отдавать им свободу просто так, не хотел давать твердую землю под ноги тем, кто оказался в его власти, Океан наслал бурю на, и без того тонущий, лайнер. Огромные волны захлестывали людей, лодки, смешивали все это в одну большую кучу и топили, топили, сворачивали шеи и били о камни. Все стихло только с первыми лучами солнца, крики прекратились, а барашки волн спрятались в глубинах Океана.

Девушка с трудом разлепила глаза, все тело болело, она с трудом вспомнила, что произошло, и аккуратно пошевелила сначала руками, потом ногами, кажется, все цело. Приподнявшись на локтях, Дана заметила человека в нескольких метрах от себя. Она заставила себя встать и поспешить на помощь, чем ближе она подходила. там отчетливее стала различать мужскую фигуру в ошметках некогда дорогого костюма.

“Сэр, вы живы?” – зачем-то спросила она.

Не дождавшись ответа, она развернула тело на спину, и все остальные слова застряли в горле. Это был Он. Лу закашлялся и приоткрыл один глаз.  Какой же он был красивый, даже сейчас, когда он был весь вымокший, растрепанный, с расцарапанной щекой и без прежнего лоска…

“Ну и что это было?” – как-то слишком спокойно поинтересовался он.

***

Пожалуй, это были самые тяжелые и счастливые 2 месяца в жизни обоих. Сначала пришлось очень долго убеждать Луку, что это не розыгрыш и не реалити-шоу, которое заказал его папаша. Потом пришлось это делать снова и снова, а потом обоим пришлось учиться выживать. А еще мирно сосуществовать вместе, как единый класс, а не как хозяин-прислуга. Дана научилась мириться с капризным взрослым ребенком, а Лу стал учиться быть мужчиной. Они поднаторели в строительстве и  рыболовстве. Благодаря тренировкам, парень мог обеспечить девушку сладкими фруктами, за которыми нужно было взбираться на высокие деревья.

Первые дни они вообще пытались не сближаться, просто сидели на песке, едва ли обменявшись парой фраз, и ждали. Ждали, что вот-вот помощь покажется из-за горизонта, ждали корабль, шлюпку, вертолет, хоть что-то. Дана быстро поняла, что это бесполезно, а может быть, просто проголодалась, Лука оказался более настойчивым, ну и ему пришлось признать, что сидение на песке голод не утолит, а противная девчонка подчиняться не желала.

Сейчас все изменилось, они изменились, Океан изменился. Он больше не был врагом, наоборот, он давал им воду, пищу, освежал утром и расслаблял уставшие мышцы вечером, после тяжелого дня. В один из таких вечеров парень вышел на берег и увидел лодку. Человек с лодки тоже его увидел, он начал активно жестикулировать и кричать, что сейчас подплывет. Молчание и неподвижность парня на берегу смутила человека, он решил, что парень глухонемой, написав записку, положив её в бутылку из-под выпитого молока, он обязал её веревкой и бросил в сторону берега. Лука увидел бутылку, пришвартовавшуюся около его босых ступней, и, пнув её обратно, со всех ног побежал обратно в тропические кущи. 

Ваша Шах и Мат.

“…I have died everyday waiting for you

Darling don't be afraid, I have loved you

For a thousand years

I'll love you for a thousand more…”

На улице уже плотной ситцевой шторой опустилась ночь, впитывая в себя все краски и заслоняя мелкие детали. Только яркий фонарь полной луны дарил луч света, позволяющий разглядеть в этой темноте дорогу, небольшой мостик и бесконечную даль. Переминаясь с ноги на ногу, молодая девушка уже начала косо поглядывать в эту самую даль, примерно прикидывая таки её конечность. Надежда на хоть какой-нибудь транспорт таяла с каждой минутой, а картина шагающей по мостику девушки становилась все более реальной.

“А ведь бабуля предупреждала, что наушники вредны для здоровья” – с иронией подумала она про себя – “нужно было слушать, о чем вещает эта кондукторша, тогда бы моему здоровью сейчас все было бы ни почем”.

Как оказалось, троллейбус, который должен был доставить Сашу домой, в столь поздний час решил скостить время и направиться сразу в депо. И девушка бы ни за что не села именно в этот троллейбус, если бы не треклятые “затычки”, с коими она не расставалась никогда. Истина вскрылась на конечной перед депо остановке, когда её уже настоятельно попросили покинуть помещение. И вот мы вернулись к конечному пункту – ночь, проезжая часть, рядом мостик и замерзшая девушка, которая с минуты на минуту уже начнет танцевать от холода.

Жалея себя на все лады и сетуя на злой рок, девушка даже не заметила, что рядом припарковалась белая ауди. Из мыслей её вывела музыка из открывшегося окна и мужской голос, который интересовался, далеко ли ей ехать. Как всякая порядочная дама, Саша отпрянула от неожиданности и сообщила, что дождется автобус. На это был получен добродушный смех и повторенный, но более настойчиво, вопрос. Сообщив, что до площади, она незаметно отошла еще на шаг подальше. “Садись” – “Нет, не сяду” – “Глупая, ты что, пешком через мост собралась маршировать?”. “И правда, кого я обманываю, транспорта уже не будет” – подумала про себя Саша, параллельно разглядывая парня и обстановку в машине. Заключив, что лучше уж провести остаток жизни в теплой машине, чем отдать концы под мостом на морозе, она решительно направилась к автомобилю.

“Ну и что ты тук так поздно делаешь?” – с укором в голосе, поинтересовался парень. Район, где он подобрал девушку, был не самый благополучный и репутация гремела на весь город.

Пригревшись в теплом салоне и разомлев от приятного запаха то ли одеколона, то ли машинной “вонючки”, девушка выложила, что была у подруги, что задержалась, как не пожелала вынуть наушники и послушать объявления женщины-кондуктора, ну и тем самым подвела черту своим попаданием в сие злачные места. Парень посмеялся над сбивчивым рассказом, а потом посерьезнел и безапелляционно сказал, чтобы она так никогда больше не делала, ибо он не может каждый день проезжать мимо и высматривать, нет ли кого на остановке. Когда ребята подъехали к площади, то Саша уже смеялась над очередной Лешиной историей, а парень спросил, куда её дальше везти, настояв на том, что довезет именно до дома. Ей ничего не оставалось, кроме как тыкать пальцем в стекло, показывая дорогу.

Выяснилось, что Леша будущий медик, и иногда вот так вот по ночам подрабатываем “частным извозом”, только вот в её, Сашином, случае вышла благотворительная акция. Он много рассказывал о том, почему пошел в медицинский, что ему больше всего нравится, что он любит. Много шутил, а потом выяснилось, что они уже приехали.

“Мама, мама, а что было дальше?” – вопрошали большие карие глазенки маленькой Майи.

“А дальше будет завтра, засыпай, мое солнце и звезды, а мне еще папин халат погладить нужно, ему сегодня на работу – людей спасать” – ответила Александра Васильевна, накрывая малышку одеялом и гася ночник.

Ваша Шах и Мат.

P.S. Карна, у меня получилась не совсем колыбельная, но я очень старалась.

“…И красота во всем, что движет нами,

И красота меж богом и людьми

И красота во тьме, сверкнув огнями

Спасет весь мир…”

Если кто-нибудь когда-нибудь спросит меня об этом…..

— Хэй, мистер, я так и буду разговаривать с воздухом? – голос поджарого молодого парня в синем комбинезоне сервис-инженера интернет компании вывел меня из раздумий.

— Ой, да, простите, что вы сказали?

— Распишитесь вот здесь, что работу проверили и претензий ко мне не имеете. У меня еще 3 подключения и хотелось бы успеть до 6, сегодня ведь большая игра – заговорьщески посмотрел на меня мастер, как будто я обязательно должен был понимать, о чем он.

Ах да, в нашем захолустье все фанатеют исключительно по футболу, разливному пиву и бургерам, которые лепят тут же, не отходя от стадиона. Вот ведь самый целеустремленный и развитой контингент, интеллигенция, мать его.

— О да, зададим им жару! – не стал разочаровывать я мастера, даже примерно не представляя, кто “мы” и кому будем задавать. Быстро поставив автограф на куче бумажек, которые снимают с меня право на всяческие претензии к молодому человеку, я выпроводил мастера за дверь и наконец расслабился.

Никогда не пользовался новыми технологиями, даже компьютер появился в моем доме, благодаря брату. В свои 35 я был закоренелым консерватором, который просиживал штаны в библиотеках университета и писал лекции для студентов от руки. Я не имел смартфона, для звонков мне с лихвой хватало старого “кирпичика”, который вполне умещался в одной руке, а с девушками знакомился не на сайтах, а постаринке в баре. Резонный вопрос, почему на полу беспорядочно разбросано несколько метров интернет-кабеля, а парень в говорящем комбинезоне только что покинул мой дом? Все тот же пресловутый университет, а вернее студ совет, недовольные студенты взбунтовались – некогда им видите ли мне работы «от руки» сдавать, электронную почту им подавай.

Примерно с этого и началось мое знакомство с всемирной паутиной. Вот так вот воскресным вечером, сидя за монитором в домашних штанах и потягивая пиво, а что вы думали, преподаватели тоже люди, как не крути, я и наткнулся на тот самый сайт. Я знал, что добрая половина населения сидит на facebook, любопытство взяло верх. Регистрация, краткая анкета, по которой любой заглянувший на мою страницу должен был распознать человека по ту сторону монитора, за выбором фото дело не стало – фотография с сайта университета вполне подошла. Для начала нашел страничку брата, потом решил полюбопытствовать старыми университетскими друзьями, а потом в друзья постучался кто-то не знакомый. Девушка, вполне миленькой внешности – зеленые кошачьи глаза, вьющиеся рыжие волосы до плеч, по-детски припухлые щечки и губки бантиком. Хм, интересно. Я, конечно, не спец в интернет-знакомствах, но женским вниманием никогда обделен не был, да и комплексами никогда не страдал, а уж студентки всегда сходили по мне с ума. Пока я разглядывал огненную незнакомку, сигнал сообщения поведал о том, что девушка решила проявить активность, проверив почту, догадка подтвердилась. Простое и вежливое приветствие переросло в долгий диалог, внешняя красота скрывала за собой красоту внутреннюю. Мира была подкована в области искусства, истории, литературы и еще кое где — кое чего понемногу, оказалась она студенткой университета, где я преподавал, но я читал право, а она брала курсы исключительно связанные с литературой разной степени древности.

Следующий день встретил подколками со стороны брата, но меня это совершенно не тронуло, все, что меня интересовало теперь – это рыжеволосая Мира, которая верно ждала online каждый вечер. Когда, спустя месяц, я сам себе признался в том, что зависим, то понял, что пришло время впустить её в свою жизнь. Она легко согласилась, и субботним вечером я уже выбирал парфюм для свидания с объектом моего помешательства. С первой минуты нашей встречи голову мне сорвало окончательно, я чувствовал себя снова 15летним, был готов носить на руках эту легкую маленькую девочку и не отпускать дальше, чем на расстояние двух шагов. Чувствовал, как счастье наполняет мою душу, расплывается по моему телу и рвется наружу, рядом с ней мое сердце готово было остановиться, чтобы своим стуком не заглушать звук её дыхания. Когда она упорхнула, запечатлев на моей щеке легкий поцелуй, то не было человека счастливее на всем белом свете. Но, вернувшись домой, я вдруг понял….

Я понял, что не могу себе позволить делить эту фею с кем-то еще. Меня жутко злили даже мимолетные взгляды других мужчин на неё, я не желал, чтобы кто-то еще лапал своими грязными, сальными взглядами мою нимфу. Нет, она моя и только моя.

Следующим вечером я убил её. Она умирала, широко раскрыв глаза и не издав ни звука. Не успела, я с порога воткнул в неё нож по самую рукоять, я не могу медлить. Теперь больше никто и никогда её не получит, никто из этих мерзких приматов, которые видят в ней только красивое тело. Никто не видит в ней то, что вижу я – тонкую душу, она всегда будет только моей.

На следующий день взорвалась информационная бомба. Это было во всех новостях по телевизору, в газетах, в интернете. В университетском холле поставили стенд памяти – фото, на котором Мира обворожительно улыбалась, которое мне хотело разбить, чтобы никто не видел этой улыбки – она только для меня, только мне она так улыбалась даже в тот день. Стенд с цветами и свечами просуществовал еще пару недель, а потом все убрали, а мне стало много легче пересекать холл.

А потом я много переезжал, историю моих путешествий можно отследить по полицейским архивам. После Миры появился еще ряд “висяков” с именами Мэри, Алиша, Софи, Ала и многими другими, кого человечество было недостойно.

Но если кто-нибудь спросит меня об этом….то я смогу рассказать только лишь про свой красный и нежный мак на изящной и тонкой ножке, который я смог заставить застыть в самом его цвету. Нет, я не серийный убийца и не психопат, как меня называют газеты, я великий, я – художник, который заставляет красоту замереть на века, один из тех, которыми так восхищалась Мира.

Ваша Шах и Мат.

“…My face above the water

My feet can't touch the ground

Touch the ground, and it feels like

I can see the sands on the horizon

Everytime you are not around…”

Большое холодное стекло, которое затянул мороз и иней, украшенное изящными завитушками и загадочными узорами. Маленькое пятнышко, расковыренное замерзшими пальцами, есть единственный портал во внешний мир. Сквозь него видна темная улица, красный крест аптеки, тусклый фонарь, который мало чем помог бы заплутавшему в ночи – почти, как у Блока. О, как же он был прав, когда писал:

“Живи еще хоть четверть века –

Все будет так, исхода нет”

Смотрю в свое собственное окошко, как будто бы рассматриваю урбанистическую архитектуру, которую и так знаю наизусть. Вот-вот, еще пара метров и проедем городскую библиотеку, а вон в той арке рядом мы с тобой в первый раз поцеловались, кажется, тогда тоже шел снег. Снег, такой большой и объемный, напоминающий мягкую перину, в которую хочется нырнуть и раствориться. Хлопья снега застилали наши следы, чтобы никто не узнал, только фонарь остался молчаливым свидетелем того происшествия. Был самый разгар зимы, но вкус тропического бальзама с твоих губ уносил далеко-далеко в лето, плескался волнами в ушах, а во рту чувствовался солоноватый вкус океана, сочившийся из лопнувшей губы. Хотелось кричать, чтобы голос эхом отражался от каждой планеты и заполнял вселенную, хотелось упасть в эту мягкую перину и любоваться горящими небесными фонарями. Кажется, после той ночи мы оба свалились с ангиной.

Поток воспоминаний прерывает удар током, ох, как же давно была та ночь, тогда мы могли быть далеко друг от друга, но все равно чувствовать присутствие, а сейчас? Сейчас ты сидишь в соседнем кресле, а я не чувствую ничего, только вот эти методичные удары тока, которые источают твои глаза. Что же произошло с нами?

— Ты что издеваешься? – донесся до меня до боли родной, но такой холодный голос, что все мысли в раз улетучились.

“Кажется, я сказал это вслух” — подумалось мне, пока я шарил по карманам в поисках мелочи.

— За двоих – отдаю горстку монет кондуктору, не обращая внимания на её подозрительный прищур.

— Я не издеваюсь, я не могу понять… — тоскливо смотрю, на надувшуюся рядом фурию.

— Не можешь понять чего? Того, что романтика превратилась в быт, того, что я не встречаю тебя дома накрашенная и с “иголочки”, а может быть того, что кто-то в этом мире еще считает меня привлекательной, а не частью домашнего интерьера?

— Ну вот опять, почему ты все утрируешь?

— Утрирую? Да я от тебя приятное слово слышу…….наверное, только во время праздничного тоста на день рождения – ярость давно улетучилась, а голос предательски задрожал, на красивых глазах выступила влага.

  — Знаешь, наверное, нам нужно просто отдохнуть друг от друга.

— Дура! Я же так тебя люблю! Не отдам, не отдам никому! – захожусь криком так, что перепуганная кондукторша подскакивает и очень настойчиво советует успокоиться.

Остаток пути едем молча, продолжаю ускользать через свое “окошко”, чувствуя рядом с собой тепло родного тела, которое перестало всхлипывать и кажется даже расплылось в скромной улыбке после слов “люблю”.

Из прострации выводит голос той самой кондукторши – “Молодой человек, конечная, прошу вас освободить салон”. Поворачиваю голову и вижу пустое кресло рядом…… Как? Когда? Почему?

-Девушка, рядом со мной, когда, где, на какой остановке вышла? – запинаясь от волнения и подступающей паники спрашиваю я, уже готовый к кроссу на дальнюю дистанцию. Мне нужна лишь отмашка, мне нужно название.

Женщина смотрит на меня с недоверием. Черт с тобой, я сам, я все сделаю сам.

Выхожу из автобуса, прокручивая весь маршрут, куда же она могла уйти. Точно! Телефонная книжка, нужный номер, вызов. Сонный голос в трубке.

— Она у тебя? – спрашиваю я, пересекая дорогу к нужному дому

— Черт тебя дери, Макс, ты опять надрался! Иди домой и проспись, уже прошло лет 5! Она умерла, можешь ты это понять или нет? Умерла! – щелчок и гудки.

Из ступора меня выводит яркий свет и резкая боль. Я наконец-то иду к тебе. Слишком долго я ждал, чтобы наконец-то сказать тебе, что люблю.

Ваша Шах и Мат.